@6volt, Вы когда-нибудь виделе как голова превращается в фейерверк?
Магнезия белой кости, алая ржавчина крови, раскрытая хищная пасть ошмётков кожи как плотоядное растение ожидающее жертву, горящий язык огня и чёрный дым - это прекрасно, в конце концов, хотя скорее эффектно.
Тот мир где такое возможно - на вершине высотки с бетонно-желтой крышей, старым ветряком, чёрными антеннами, серочерными перилами из стальных труб высотой в полметра, алым как клубничный джем небом словно бы нарисованным маслом.
Человек выглядит как клерк, он в сером с голубым отливом пиджаке и брюках и в белой рубашке, на его шее устройство.
Что привело его крышу, сокращение ли или скука - неважно.
Важно что его мнение о мире изменилось, он перестал считать себя человеком.
Это ужасное поражение сказал бы я - но он выбрал альтернативу.
Дело в том, что можно прыгнуть с крыши, или повешатся на перилах или просто убить себя током что идёт с ветряка.
Вариантов масса на это смерть человека, поражение.
Напротив победа есть метаморфоза и продолжение жизни в новом качестве.
Ошейник взрывается,вначале он сносит голову, затем выбрасывает шарики которые немедленно расцветают белыми розами на вершине высотки.
Белые цветы на красном фоне прекрасны по вечерам, и мало кто заметил первый ошмёток щеки упавший на землю.
Я бы мог сказать что он был влажным от слезы нашего почившего героя, но скорее всего это была капля выжатого огнём жира.
Конец ли?
Что же можно сказать когда картина закончена?
Ничего если она не продолжает рисовать себя без художника, а так с хорошими картинами происходит всегда.
Каждый новый ракурс способен поведать о ужасе ребёнка заляпаного кровавой каплей, о восхищении китайского туриста который мечтал о подобном со дня 16ти летия но не находил сил и он старике который не выражал ничего кроме скуки своим взглядом.
Этот беловолосый, но не седой старикан в синей майке с принтом известного любителям грибов курорта, одетый в шорты с пятном сока чебурека на левой ляжке просто почти зевал.
Его трудно было чем-то удивить, старик пошел домой.
В доме была тупая старуха с зычным голосом и придурок-внук который честно не понимал что быть навязчивым это дурная привычка, особенно для затылка этого щенка который скоро примет точную форму тяжёлой ладони деда.
Покой нужно чтить.
Думая об этом дед пошел мимо мусорной площадки, чёрная проволока рабицы окружающей площадку с трэх сторон накладывалась на свет вечернего неба напоминая о местах нестоль отдалённых.
Деда это печалило, он не любил душные животы тюрем набитые паразитами - но вот тюрьмы питали к нему поистине невиданую страсть, они забирали его против воли и руки их были достаточно длины чтоб дать тумаков даже такому старому лису.
Звук бьющегося стекла отвлёк старика, затем прозвучал хлопок.
Так карбид рвёт бутыль шампанского.
помойка взрывалась на глазах ошалевшего деда, ощупывающего лицо.
Кровь стекала с его скулы доказывая насколько дед везуч.
Ещё немного и остался без глаза.
Клонит в сон и давит шею, озноб, подбородок безвольно падает на грудь.
Из неё торчит тоненькая трубочка и кровь льёт на землю, как будто он клен или берёза весной, облюбованая любителем ставить брагу на соке.
Дед упал.
Сквозь закрытые веки он видел как на вершинах домов взмывает всё больше белых огневых роз.
Словно небо вспыхивало, и светло становилось как днём.
После одного взрыва следовал другой.
Что с ними чёрт их дери - подумал старик и упал в пучину глубокого сна.
Он очнулся на крыше бетонно-желтого здания в городе бетонно-желтых зданий и увидел человека в голубовато-серых блюках и джинсах несущего к его горлу ошейник.
Ночь сияла вспышками, и их число всё уменьшалось.
Старик был последним в желто-бетонном городе, где так часто носили голубовато серую одежду.
Наступило утро, город был пуст.
Только случайно, проходившие в обед бездельники и бомжи наблюдали как набитый город стал столь тихим и спокойным.
Мородёрство начнётся немного позднее.
Когда вы зажгёте бенгальские свечи.
Пусть самый юный и красивый выйдет с ошейником на площадь, пусть феерверк его головы донесёт тем кто в звё